Вопрос, чем отличается балет в Перми от балета в Екатеринбурге (или наоборот), до недавнего времени не стоял. В Перми — одна из сильнейших региональных школ, кровно связанная с ленинградской-петербургской. Екатеринбург до прихода Славы Самодурова не был именно балетным городом, его особость связана пока с индивидуальным стилем заметного худрука. За последние сезоны театры сблизились, их стал роднить не только статус интересных компаний, но и генезис руководителей. Оба балетные петербуржцы — окончили Вагановское училище и танцевали в Мариинском театре. Недолгое время работали вместе в Урал Балете — Антон Пимонов был помощником Самодурова, после чего и возглавил Пермский балет.

В сезоне 2022/2023 труппы выпустили по вечеру-тройчатке. Рецепт: два худрука-хореографа — свой и со стороны, плюс молодые авторы. Хореографы меняются местами в зависимости от того, хозяева они или гости. В Перми в октябре вышла комбинация «Самодуров/Пимонов», в Екатеринбурге в апреле — «Пимонов/Самодуров». К ним присоединились — в первом случае Максим Севагин и его «В темных оттенках», во втором Максим Петров и «Павильон Армиды». Опуская соображения по поводу того, что этими именами может исчерпываться список концептуально мыслящих пуантовых хореографов в стране на сегодня, остается спросить: если в крупнейших балетных компаниях ставят одни и те же, не получаем ли мы полтора театра на множество городов? Спойлер: на это нет и намёка. Удивительно, но в ситуации, когда афиши повторяют друг друга, спектакли чётко высвечивают, какой видит себя каждая из трупп.

Школа

Распределение сил между частями обеих тройчаток похожее. Открывает вечер нечто новое, указатель на будущее, в середине — визит худрука из другого города, финал — «лицо» компании. В этом смысле примечательно, как меняется Антон Пимонов в ролях хозяина и гостя.

В Перми он поставил «Арктику» — этюд в духе danse d'école, направления, которое переводится буквально как «школьный танец». Вообразите слегка театрализованный класс и его возможности, — настолько же прихотливо в исполнении, насколько просто на вид. Пластический и музыкальный паттерн «Арктики» — марш: легкий, ритмичный, до миллиметра отлаженный шаг. Пимонов подобное уже ставил, вспомнить хотя бы московский Made in Bolshoi. В Перми игра во внешне простой танец, где главенствует точная ровная линия, идеальная геометрия ансамбля и движения, требующие столько же концентрации, сколько не показательной, истинной виртуозности, достигает апогея. Стоит описать хотя бы начало одноактовки: танцовщицы и танцовщики расходятся на две группы, повторяют шаги и одни и те же движения рук, у женщин округленные, у мужчин диагональные. Выглядит до смешного элементарно — но помноженная на 16 человек, простая конструкция превращается в искусство. Потому что каждая и каждый в конкретное время движется по своей траектории, образуя подвижный, уверенно собранный орнамент. «Арктика» в своей художественной полноте невозможна ни в одном другом региональном театре, кроме Пермского балета — и потому, что труппа ведёт родословную от императорского балета, где геометрию культивировали, и потому, что предыдущие поколения артистов здесь долго и упорно примеряли на себя Баланчина. Наконец, качественно выучить такой рисунок можно, будучи постоянно рядом с артистами и неся ответственность не только за конкретную постановку, но и за их рабочую рутину, что Пимонов, вероятно, не без гордости за форму подопечных, и сделал.

Лаборатория

В Урал Балете финальный сегмент тоже отдали худруку, но — уже почти бывшему. Самодуров, который, возможно, планировал вечер в ином статусе, выпустил его уже как человек, который сам оставляет руководство в конце текущего сезона. Sextus Propertius невольно подводит итоги 12 сезонов. С 2011 по 2023 год с труппой работал один художественный руководитель, он же основной хореограф, человек, который сформировал облик балетной части театра. Теперь же Самодуров завершает эру имени себя — и делает это, на первый взгляд, неожиданно и в тоже время сущностно последовательно. Что это значит? Самодуров руководил Урал Балетом 12 сезонов. За это время к нему приклеили много ярлыков. Деконструктор. Шутник. Певец уральской идентичности. Человек, который отправлял балетных персонажей на завод, ломал принцев, ставил об одиноких примах, перепридумывал парадную чопорность гран па и смешивал старину с рэпом. Но, если мысленно представить все премьеры Славы, в них найдётся общий знаменатель. Он всегда разбирался, что такое балет. Подшучивания, портки и кеды, реконструкции забытых постановок — всё о нем, о прекрасном и ужасном, о вечном и устаревшем балете. Когда всё, что связано со сценическими воплощениями, Слава уже перебрал, внимание его переключилось на разбор тела балетного артиста — что оно умеет. Именно это стремление отразилось в Sextus Propertius. Нет смены курса от шуточек к исследованию. Есть зудящее желание понять, так что же такое балет и зачем он нам.

Урал Балет Славы Самодурова мы запомним как хулиганскую и даже слегка безбашенную компанию, которая вместе со своим лидером разбирала балет на составляющие, то пластически, то концептуально проверяла его на устойчивость и выживаемость в современном мире, и разом училась. Sextus не похож на зубастые и полные нежности опусы, которые прославили этих ребят. Этот спектакль — демонстрация, что они могут сейчас. Самодуров взялся за основу балета — тело — и экспериментирует с ним. Его артисты напоминают компьютерные фигурки, модели из визуализатора, у которых суставы могут гнуться как угодно, будто сила гравитации не действует на них. Представьте позднего Каннингема и поймете, как работает Sextus — лаборатория идеального, почти в вакууме, танца. Здесь можно развивать почти нечеловеческую скорость, зависать в сложном балансе, двигаться так, будто все мышцы и напряжены, и безвольно свисают с оси позвоночника. Когда-то деконструкторские приемы, по которым узнавали почерк Самодурова, можно было связать с уровнем танцовщиков — всё же Слава во многом сам их воспитывал, а не получил, как Пимонов, готовый коллектив со славной историей. Sextus — это не только его интерес к телу как модулю, который обозначился еще в «Даре». Это рапорт: таким — высококлассным, готовым к хореографическим свершениям, отшлифованным — оставляю дело.

Перемена слагаемых

Второй балет вечера и в Перми, и в Екатеринбурге поставили худруки-гости. Вне своих театров Пимонов и Самодуров не похожи на себя домашних. Будто чужой театр дает возможность придумывать свободнее. Оба сочинили то, что на собственную труппу по разным причинам «не сядет» — например, слишком экспериментально.

Антон Пимонов в Екатеринбурге поставил оммаж Самодурову, попытался обыграть его основные мотивы по-своему. «Венгерские танцы» полны ситуативного танцевального юмора, лёгкого отношения («это всего лишь балет, расслабьтесь») и хулиганства. Внешне это — неоромантика в квадрате: узнаваемые костюмы, музыка Брамса, намек на переизобретение характерной пластики. Пимонов начинает старательно, с обаятельных «ковырялочек» и сложенных квадратом локтей, чтобы мгновенно наиграться в это и собрать небольшую балетную энциклопедию. «Венгерские танцы» разделены на маленькие сегменты. Каждый — напоминание о знаменитом хореографе-неоромантике. Пимонов изобретательно инкрустирует в авторский рисунок узнаваемые движения и паттерны, намекает без цитирования — и по пути шутит уже над своей же конструкцией. Вершина его выдумки — отсутствие танца под почти поп-хит чардаш: иногда, чтобы выиграть соревнование со слишком заигранной музыкой, следует сдаться заранее и не ставить под нее.

Сейчас, после премьеры двух вечеров, пермская постановка Славы Самодурова Ultima Thule выглядит как предвестие его же прощального балета в Екатеринбурге — Sextus Propertius. И там, и там хореограф зашёл на экспериментальную для него территорию. Но одноактовки разделяют полгода, в момент выхода пермская премьера выглядела неожиданно. Да, в екатеринбургском «Даре» хореограф работал с телом как с чистым листом, вплоть до буквального избавления от костюмов, имитации обнажения. Но за ним шла совершенно самодуровская «Танцемания» в Большом с её слегка ироническим торжеством балета и «Озорные частушки» для Театра балета Якобсона, кукольное переизобретение русскости, — и на их фоне лаконичная Ultima еще осенью и зимой 2022 года смотрелась как эксперимент. Как будто с оснащённой, всё понимающей, но всё же чужой пермской труппой Самодуров может позволить себе чуть больше. Пустая сцена, почти стадионный бескомпромиссный свет, снова «голые» артисты — и изобретательная смесь сложной балетной техники с если не бытовым, то точно не пуантовым движением. Виртуозные прыжки здесь сочетаются, например, с почти комическим притоптыванием а-ля фавн — не дягилевский, а настоящий, козлочеловечек. Это ещё не стерильная танцевальная лаборатория Sextus, но и не «Самодуров привычный екатеринбургский», а что-то между, поход в ещё неизведанную и, возможно, ждущую раскрытия область.

На максималках

Если бы не резкая перемена судьбы Урал Балета, первые сегменты тройчаток рифмовались бы идеально: перспективные хореографы показывают, что могут. Но к моменту премьер два Максима, Севагин и Петров, оказались в принципиально разных условиях. Севагин ставил «В темных образах» с чужой труппой, отправился «глотнуть вольного воздуха» подальше от МАМТа, который он возглавляет. Для Петрова же «Павильон Армиды» оказался передачей эстафеты и превью разом: с сезона 2023/2024 он сменит Самодурова.

«Армида» — в каком-то смысле первый тизер нового Урал Балета. В ней достаточно профессионального уважения к действующему лидеру, внимания к истории труппы и собственного на неё взгляда. Кроме того, постановка с роскошным, общим числом 30 человек, ансамблем, который регулярно выстраивается в фигуры, напоминающие дефиле Парижской оперы, показала, что Петрову идёт не только большая сцена, но и возможность работать со значительным числом людей. Он превратил «Армиду» в фантазию об идеальном белом балете. Танцы заключены в рамку: молодой музейный смотритель пририсовывает человечков на полотно Марка Ротко, вероятно, пробуждает силы абстрактной красоты и попадает в мир, где царит неоклассика извода «Симфонии до-мажор» Баланчина. Благодаря этому, Петров и балансирует между оммажами экс-худруку и собой. В «Армиде» почти нет его фирменных диагоналей, но есть бесконечно подвижный ансамбль, который точно и строго прорисовывает правильные фигуры. «Армида» холодна и красива — как идеальный постбаланчинский балет, к которому хореограф часто обращался и прежде. А от екатеринбургского духа здесь — линия Смотрителя, главного персонажа. Александр Меркушев танцует неловкого попаданца. Он на ходу осваивается в роли премьера и не может решить, бояться ему блистательной примы — Елены Воробьёвой, которая воплощает весь апломб, надменность и изящество пуантового танца, наивно обожать её или всё же правильно выполнять поддержки. Партия полна юмора и сложна ровно в той степени, в которой трудно качественно изображать, что ты портишь изобретательную хореографию, и при этом на самом деле не сломать её. Чего стоит восхищённое падение на одно колено в финале па-де-де. Меркушев танцует его скорее как жест фаната, чем принца, имитирует, что почти поскальзывается, — и так и застывает, глядя на величественную учительницу.

В целом же «Армида» смотрится как заявление о намерениях. Петров-хореограф узнаваем, Петров-худрук пока энигма — и по этому балету можно гадать, что в новом качестве уйдёт (камерность, например), а что сформирует новую идентичность труппы (неоклассика, геометрия, динамика). Оправдается ли — скоро узнаем.

У Максима Севагина идёт загадочный сезон. В возглавляемом им МАМТе он пока так и не отметился (не считая переделки давнишнего Bloom), зато ставит на стороне. Пермь — одна из таких сторон. Манерный и элегантный «В темных оттенках» описывает скорее траекторию автора, чем труппы. С конкретным театром в этом случае Севагин не связан, в афише Пермского балета появился как черта разнообразия, а не постоянный элемент. Поэтому рассматривать этот спектакль стоит, мысленно помещая его в московский, более привычный для хореографа, контекст. За счёт того, что постановки разбросаны — только в этом сезоне Максим ставил в Петербурге и в Перми — с одной стороны, почти не поймать его стиль (кто видел все постановки), с другой, сложнее заметить тенденции. «В темных оттенках» на музыку Вивальди похож на трансформированного, усложненного Килиана — словно Севагин очень вольно пересказывает Bella Figura. Это будто бы не имеет смысла, похожие балеты у него ещё не встречались, если не вспомнить одно обстоятельство. В первом своем большом балете «Ромео и Джульетта» Максим обильно цитировал «Баядерку», подновлённый Bloom сильно отдаёт «Серенадой» Баланчина и Джеромом Роббинсом эпохи «Других танцев». Не может ли быть перемена хореографических лиц, постоянная смена ориентиров и объектов для оммажей, собственно, основой метода? Мы привыкли, что стиль — нечто и эволюционирующее, и стабильное. Хореограф N строг и лаконичен, X ломает всё, что видит, а Y смешивает классический словарь и современные техники. А что, если хореограф меняет обличия, и это и есть его почерк? В этом случае Севагин — настоящий подарок для гостевых постановок: разным труппам идут разные авторы, есть где развернуться.

Уральцы, неодинаковы с лица

Пермь получается труппой и академической, и прогрессивной. Антон Пимонов демонстрирует твердость школы и готовность поддерживать форму как самостоятельную эстетическую категорию, приглашенные авторы «отвечают» за адаптивность, развитие и умение примерить на себя разные почерки. Оба компонента — части хорошей, устойчивой и именно «школьной» программы: крепкая и отлаженная база как канва, разнообразные дополнения и постоянное пополнение опыта как узор на ней.

Екатеринбург же пока держится за идентичность «труппы Славы Самодурова». Петров и Пимонов осмысляют его приёмы: специальный и даже специфический балетный юмор, знакомый со времён «Вариаций Сальери», нарочито лёгкое, временами панибратское и в то же время восторженное отношение к танцу, не отменяющее ни грубоватости, ни приземлённости, которые Самодуров культивировал ещё в «Ромео и Джульетте». Остались и восхищение танцем и его красотой, которые всегда были зашиты в постановках Урал Балета, даже если на первом плане оказывались боль, фрустрация или растерянность — зачем эти пуанты и пачки сегодня. Всё это бережно сохранили гости — Максим Петров и Антон Пимонов. А сам Самодуров показал новый свой разворот, ещё раз доказал, что он своими руками собрал одну из лучших трупп, адаптированных под авторскую хореографию и готовую пойти на любые эксперименты. Хоть под крыло к новому худруку, хоть в компьютерную модуляцию танца.