Это уже четвертый (вслед за Betroffenheit, Statement и Revisor) опыт совместной работы Кристал Пайт и режиссера Джонатана Янга. Подробное сотрудничество — случай в истории современного танца, конечно, исключительный. И, похоже, работа с драматургом и режиссером, коим является Янг, позволяет Пайт не просто экспериментировать в новом для себя жанре, но и добиваться каких-то невероятных результатов. В Assembly Hall окончательно оформились те черты «танц-драматического» направления в творчестве канадского хореографа, на которые уже обращали внимание критики и зрители: сюжетность; совмещение речи и движения; обращение к острым социальным проблемам; юмор. Вместе с тем это самый сложносочиненный и совершенный спектакль Пайт, который, с одной стороны, вызывает восторг, а с другой, ставит множество неудобных вопросов.

Современность Пайт видится нам и в полифонии, как в одной из отличительных черт ее спектаклей. В Assembly Hall она проявляется прежде всего в самой идее, что не существует одной исторической правды, а есть множество человеческих историй, которые мы можем услышать или не услышать. Полифония видна и в со-существовании таких стилистических фрагментов, которые легко можно представить в разных работах одного постановщика, но с трудом — в пространстве одного спектакля. Почти незаметный переход от коллективно станцованных драматических диалогов к индивидуальным танцам, от пародии на драмбалет к контемпорари — Пайт пользуется практически всем известным на сегодня арсеналом танцевальных приемов, но не ради внешних эффектов, а ради наиболее точного выражения их с режиссером видения конфликтной природы человека. Эта полифония во многом обусловлена тем, что спектакли Kidd Pivot — продукт совместного творчества, и танцовщики придумывали Assembly Hall наряду с другими участниками постановочной команды.

Название спектакля, которое можно перевести с английского как «актовый зал», обозначает место действия, то есть помещение, где собираются члены общества исторической реконструкции, чтобы принять ряд важных решений. Однако прежде, чем начнется заседание, посвященное проведению ежегодного фестиваля «Квест-Фест», мы станем свидетелями комического эпизода — явившаяся раньше всех участница долго пытается разбудить заночевавшего в зале тщедушного молодого человека по имени Дейв (его партию танцует Брендан Элли), приглашенного на встречу исключительно ради кворума. Этот эпизод, на протяжении которого герой выгибается во всех направлениях, как гуттаперчевый — лишь бы не просыпаться, — поставлен с поистине цирковой ловкостью. Он позволяет публике сразу подключиться к действию и заинтересоваться происходящим, а также знакомит нас с персонажем, который играет незначительную роль в социальной иерархии, но при этом в какой-то момент становится главным действующим лицом спектакля.

Появление всех прочих участников заседания совершенно меняет интонацию и двигательные паттерны героев. Мы видим уже привычный со времен «Стейтмента» прием: быстрая и громкая речь персонажей сопровождается такими же быстрыми, на грани карикатуры, движениями. Кажется, что у каждого есть свои индивидуальные особенности, но скорость такова, что зритель не способен их отличить, и голоса персонажей в итоге сливаются в единый гул. Эффект ускорения времени на сцене сначала заставляет зрителей смеяться, настолько точно схвачены и воспроизведены бытовые жесты, а потом хвататься за голову, потому что она начинает идти кругом. Попав в эту неудобную ситуацию, публика так и будет находиться в ней до конца спектакля, потому что время у Кристал Пайт никогда не идет с нормальной скоростью — оно либо ускоряется, либо замедляется.

По сюжету «реконструкторы» пытаются решить вопросы, так хорошо знакомые всем нам: где взять денег и как договориться друг с другом. Но для того, чтобы достичь консенсуса, недостаточно просто собраться в актовом зале, для начала необходимо хотя бы немного замедлиться и увидеть другого. Однако участники собрания сами лишают себя шансов, так как видят в других не живых людей, а социальные функции, и постоянно указывают другу друга на место в иерархии. В этой жесткой системе речь перестает служить инструментом коммуникации и становится орудием подавления. Со стороны эта теплая компания с их дерганой пластикой и резкими голосами больше всего напоминает птичий базар или коллекцию механических кукол.

Придавленные проблемами и за деревьями не видящие леса, они словно лишены точки опоры, и это явлено буквально: на протяжении спектакля героев — вместе или поодиночке — болтает по сцене. Но в такую же ситуацию отсутствия опоры Пайт ставит не только танцовщиков, но и зрителей. Едва они успевают приноровиться к сверх-быстрому ритму, как диспозиция полностью меняется — не способные справиться с проблемами в настоящем, участники заседания отправляются в реконструированное ими прошлое, когда деревья были большими, а время текло медленнее. Это дает зрителям возможность полюбоваться на ряд виртуозно срежиссированных и уморительно смешно станцованных сцен боев и революций, и порассуждать о том, какую историю мы, собственно, реконструируем. Описанную в учебниках; знакомую нам по фильмам; увиденную на картинах великих мастеров?

Комический эффект батальных сцен многократно усиливается благодаря максимальному замедлению движения, патетической музыке «Первого фортепианного концерта» Чайковского в исполнении пианистки Элис Сары Отт и Мюнхенского Филармонического оркестра, переработанной, но все равно узнаваемой (композиция и саунд-дизайн спектакля — Оуэн Белтон, Алессандро Джулиани и Мег Рой); и световым эффектам, которые благодаря постоянным всполохам стилизуют происходящее на сцене под кино, создавая что-то вроде раскадровки и флешбеков (художник по свету Том Виссер). Любопытно, что в коллективном прошлом мы не слышим никаких голосов, и видим только рты, открытые в немом крике.

Характер движения в батальных сценах, когда герои словно лишены костей и слеплены друг с другом так, что падение одного рождает «эффект домино», рифмуется с самой первой сценой пробуждения Дейва. Их путешествия в прошлое сродни сновидениям, в которых тело словно теряет вес, становится легче и пластичнее — это выглядит забавно, но при этом создает ощущение, что в прошлом они точно так же не могут найти точку опоры, как в настоящем. Реконструированная история в итоге выглядит не слишком привлекательно, здесь постоянно бряцают оружием, бегают строем и пытаются убить друг друга. Может быть, с индивидуальной историей дело обстоит лучше? Альтернативой сплоченному коллективному телу реконструкторов выглядит одинокий Дейв, решивший примерить на себя роль героя. Путешествуя по разным местам и эпохам, он пытается спасти женщину в белом, которая вовсе не просит ее спасать. Походу выясняется: чтобы спасти прекрасную, хотя и несколько растрепанную даму, нужно ответить на вопрос. Проблема в том, что неизвестно на какой. Отчасти это ключ к спектаклю Пайт, который весь строится вокруг того, правильные ли вопросы мы себе задаем.

Но оказывается, личная история есть не только у Дейва. Во второй половине «Assembly Hall» и другие персонажи пытаются пересказать историю от своего лица. Выбегая на авансцену, они примеряют разные роли. Так, председатель общества реконструкторов видит себя страдающим королем с изломанной пластикой, в нелепой, напоминающей рога короне гигантских размеров. Однако, их видение совершенно не совпадает, каждый помнит что-то свое, трактует все по-своему, и из отдельных маленьких историй не складывается одна общая. Стоит ли удивляться, что участники собрания не могут договориться в настоящем, если они не способны договориться о прошлом. В финале споры вспыхивают с новой силой, и, кажется, проблемы так и не будут решены. Спасает положение Дейв, неслучайно примерявший на себя роль героя — пожертвовав жизнью (зрителям остается лишь догадываться, в буквальном или фигуральном смысле), он заставляет остальных объединиться и бережно собрать воедино его разрозненные останки. Спектакль заканчивается танцем, одновременно лирическим и смешным, но это не снимает общего беспокойства. Финал выглядит открытым: способна ли смерть героя что-то изменить, или это просто минутная передышка перед новыми сражениями?