Что есть смерть? Страдание или освобождение? Она нас завоевывает или мы с ней играем, переплетаясь в чувственном дуэте, как герои постановки? Мы сами идем навстречу к ней или она нас соблазняет неземной, ритуальной, пластикой? А может быть, мы ее несем в себе, как Тамара в исполнении Оксаны Ковалевой Демона в черном? Или Демон на самом деле оберегает жизнь-Тамару – скрипачку в белом? Этот Квартет Шуберта уже пытался разложить в танце Ихсан Рустем вместе с труппой «Балета Москва», но убрав сюжет, хореограф скорее исследовал возможности тела. На этот раз возможности тела стали не целью, а средством для поиска ответов на вопросы и работы не только над музыкальными идеями, но и смыслами, сокрытыми в музыке.
Противопоставления, антитезы, диалог мажора и минора, жизнь и смерть – все это свойственно партитуре квартета № 14 Шуберта. Следуя традиции живописи, трагическое начало в названии композитор поставил на первый план, что вполне естественно, ведь на момент написания сочинения его настиг смертоносный тиф. За несколько лет до этого он уже обращался к старинному сюжету. В первый раз Шуберт решил его в форме песни «Смерть и девушка», во второй – расширил до камерного музыкально-инструментального произведения, взяв из первого эксперимента тему для четвертой части квартета.
Собственно квартет № 14 в каком-то смысле замыкает размышления композитора о любви и смерти – а шире о жизни и смерти, – которые он исследовал в драматичных циклах «Прекрасная мельничиха» и «Зимний путь». К слову, совсем еще недавно Кристиан Шпук и Балет Цюриха привозили в Петербург свою балетную версию «Зимнего пути»: стильную и холодную. У Шпука смерть является зрителю в форме огромных черных воронов, обрамляющих и сцену, и по сути – замысел. А в начале 2011 году Диана Вишнёва включила в свою программу «Диалоги» работу Пола Лайтфута и Сол Леон Subject to Change – тоже на музыку этой работы Шуберта, правда в интерпретации Малера. В этой постановке к беззащитной деве в больничной одежде вплотную приближается Смерть в исполнении Андрея Меркурьева, но у них рождается не противостояние или диалог, а самый настоящий любовный дуэт с поцелуем в финале на фоне красного ковра – арены жизни, напоминающей жертвенный алтарь «Болеро» Бежара. Музыковеды, изучающие биографию и наследие Шуберта, считают, что он очень долго выбирал в парадигме Смерти и Любви главное и выбрал первое. Вероятно поэтому его сочинение «Смерть и Девушка» в одноименном фильме Романа Полански становится аллегорией страданий главной героини. Но режиссер-мистификатор идет дальше: он трансформирует метафору боли и разлома в метафору освобождения и успокоения: в финале ленты мучитель и жертва, примирившись с прошлым, слушают эту же самую музыку в одном зале.