В редакции Ратманского Диана столкнулась не с привычной «сказкой», а с жёсткой бытовой конкретикой: действие перенесено в НЭП, сценография — железные лестницы-решётки, создающие ощущение клетки. Решающим стал костюм: стандартный вариант ей не подходил, поэтому она сама предложила Бухиннику сделать вязаные гетры «как будто бабушка связала», причём одна намеренно должна была сползать; кофта — с единственной нелепой пуговицей; Виктор Соколов порекомендовал добавить чёлку. Всё это меняло пластику — движения становились неровными, внутренне «сбитым» образом Золушки. Работа шла урывками:

В редакции Ратманского Диана столкнулась не с привычной «сказкой», а с жёсткой бытовой конкретикой: действие перенесено в НЭП, сценография — железные лестницы-решётки, создающие ощущение клетки. Решающим стал костюм: стандартный вариант ей не подходил, поэтому она сама предложила Бухиннику сделать вязаные гетры «как будто бабушка связала», причём одна намеренно должна была сползать; кофта — с единственной нелепой пуговицей; Виктор Соколов порекомендовал добавить чёлку. Всё это меняло пластику — движения становились неровными, внутренне «сбитым» образом Золушки. Работа шла урывками:

В редакции Ратманского Диана столкнулась не с привычной «сказкой», а с жёсткой бытовой конкретикой: действие перенесено в НЭП, сценография — железные лестницы-решётки, создающие ощущение клетки. Решающим стал костюм: стандартный вариант ей не подходил, поэтому она сама предложила Бухиннику сделать вязаные гетры «как будто бабушка связала», причём одна намеренно должна была сползать; кофта — с единственной нелепой пуговицей; Виктор Соколов порекомендовал добавить чёлку. Всё это меняло пластику — движения становились неровными, внутренне «сбитым» образом Золушки. Работа шла урывками: