Уже несколько лет Новая сцена Александринского театра развивает программу «Новый танец», и на фестивале к своему десятилетию «Новая X» отдельный день посвятила именно языку тела, а главным событием стала премьера Ксении Михеевой «Непокой». Осенью на этой же сцене зрителям показали небольшой одноименный эскиз в формате work in progress: он и вырос до большой самостоятельной постановки. С самого начала это был совместный проект с легендой рок-музыки девяностых и нулевых Ильей Лагутенко, с которым хореограф познакомилась еще во время пандемии на съемках видеоклипа для его международного проекта Cali High. В «Непокое» команда исследует тему сосуществования искусственного интеллекта и человека: в роли нейросети выступила сама хореограф – в телесном трико и мотоциклетном шлеме.

Ксения Михеева любит и умеет работать с драматургией. В ее спектакле очень четко просматривается классическая структура: завязка, конфликт, кульминация, развязка. Так было и в ее литературоцетричных работах, например, в «Грозе» по Островскому, и в спектакле-размышлении о слове «Место, которого еще не было». В «Непокое» хореограф по-прежнему работает с танц-драматургом Катей Ганюшиной: вместе они выстроили сюжетную линию. Нарратив прослеживается быстро и легко считывается: вот ИИ родился, здесь люди его пытаются узнать, потом он становится все более совершенным, и разобраться, где человек, а где робот, все сложнее. Внутри повествования много идей, вопросов и подводных течений, в которых можно легко затонуть, не разобравшись, куда они вынесут. Поэтому авторы намечают основные точки, призванные помогать зрителю подключаться к сюжету.

Начинается действие с появления аморфного ИИ – Ксении Михеевой, сходу захватывающей внимание виртуозной техникой движения. Ее тело как будто лишено костей, суставов, позвоночника. Инородная и пока еще далекая от совершенства роботизированная модель некоего существа в большом подсвеченном мотоциклетном шлеме, нарочито подчеркивающем техногенный характер героини, привлекает внимание людей в исполнении колоритных танцовщиков Kseniya Mikheeva Project. Они ее крутят, вертят, передают друг другу – одним словом, знакомятся, но проделывают это, не думая о деликатности и прочей «чепухе»: в форме, весьма свойственной человеческой натуре. И с этого момента внутри линейного повествования запускается телесная история страха, любви и ненависти ИИ и человека.

Своими колоссальными пластическими возможностями Ксения Михеева может обыграть даже самые сложные сюжетные перипетии. Ломку перестройки нового организма и смену физических фаз хореограф и танцовщица демонстрирует через концентрированный сегментированный рисунок: ее суставы гнутся в разные стороны, а сухожилия и связки кажутся запредельно гуттаперчевыми. Так она вдыхает жизнь – через боль и муки, как нежная инопланетная Лилу в исполнении Милы Йовович в фильме Люка Бессона «Пятый элемент», попав в земную барокамеру.

Порой сценическое пространство, в котором существует ИИ, напоминает именно барокамеру – душную, герметичную конструкцию. Мы вместе с остальными героями спектакля хищно смотрим на то, что внутри, оттуда – смотрят на нас. Постановка оснащена техническими приемами: на задник транслируется видеоарт и лица людей, на самом деле поначалу даже не пытающихся выстроить коммуникацию с ИИ, а просто тестирующих хрупкое существо. Сквозь абстракции, складывающиеся из нашего окружающего мира, мы можем разглядеть себя со стороны – холодными, прожорливыми, не думающими и не включенными. Они – или в их лице уже мы – хотят бесконечно пробовать на вкус и испытывать на прочность эту механическую нейросеть: нажимать на кнопки пульта управления, проверять выносливость в дуэтах и выходить за границы возможного в причудливых партнерингах.

Пробираясь сквозь дебри диалога с людьми, угловатый ИИ, лишенный в начале своей жизни привычной телесной оболочки, постепенно перенимает человеческую форму пластического общения: ИИ движется к нам, люди – к нему. Романтическая встреча состоится в лирическом трио, в котором все-таки соединится мягкая светлая музыка Ильи Лагутенко с футуристичным сюжетом, до этого будто специально смягчающая технологичный нарратив и деконструированную пластику Ксении Михеевой. Удивительно, но музыку в «Непокое» в меньшей степени можно назвать тревожной или агрессивной – такой, какой принято сопровождать тему будущего, пусть и внезапно наступившего. Здесь мелодика все время говорит скорее о беззащитности и безобидности явления, о его радости и чистоте. И апофеоз этой прозрачности достигается в поэтическом адажио, обозначенным точками «до» и «после»: кульминация работы – переход бесплотного ИИ в человеческий образ, которому уже не нужен шлем, отгораживающий его от людей. Тело, язык, база данных человека и робота стали общими.

Как только повествование переступает черту, у главной героини исчезает шлем, тот самый, который упрямо и нарочито формулировал символ ее инородности. Началась другая эпоха: теперь ИИ и человек подобны друг другу, но равны ли? И кто теперь наблюдает извне? Мы за ним, или он за нами? Сюжет периодически прерывается и рассказывает исключительно о людях. Самым ярким и неожиданным эпизодом, разрывающим зрительскую привычку восприятия, становится теннис: игра соперничества двух игроков или команд, где есть строгие правила, четкая рамка поля, две ракетки, одна сетка и один мяч. Но что будет, если изменить одно значение в уравнении, и вместо одного мяча появятся десятки? Гейм, сет, матч: люди создают правила, но не мыслят за пределы, сочиняют условия и потом сами же их нарушают. Мы изобрели ИИ, но что же будет дальше, когда он выйдет за границы нашего воображения?

Финал работы, вопреки традиционным постановкам Ксении Михеевой, усложнен большой массовой сценой. В дело вступают девушки, очень разные по росту, фактуре, характеру. Их нельзя назвать кордебалетом: несмотря на то, что хореограф с их помощью выстраивает большие геометрические конструкции, будто нейросеть в матричной системе координат, каждая единица вполне самостоятельна. Эти героини не похожи ни на тех хищников, что были в начале пути ИИ, ни на самого робота: перед нами люди, которые встречают уже высокоорганизованную систему, способную распоряжаться их пространством и временем так, как сочтет нужным. В развязке действа и математического рисунка движения каждая танцовщица внутри ровной диагонали производит на свет нечто, похожее на шлем, из которого вышел и сам ИИ. Кажется, будто люди сами и есть накопительные базы данных, и где заканчивается человек и начинается робот, разобраться почти невозможно. Равен ли нам ИИ? Вопрос уже должен звучать шире: может быть, мы и есть нейросеть?

В сложносочиненной драматургии Кати Ганюшиной и в многослойной постановке Ксении Михеевой масса замыслов и параллельных линий, не всегда пересекающихся или вытекающих друг из друга, да и вопросов оказалось больше, чем ответов – впрочем, в истории любви и ненависти ИИ и человека пока всё остается без ответа.