«Датские» сезоны часто вызывают камнепад одинаковых названий в афишах — кто из критиков и часто ходящих на премьеры зрителей не задавался вопросом, так ли обязательно всем ставить «Чайку» в очередную годовщину Чехова. Однако даже эта особенность празднования редко сводит одного постановщика и одно произведение чаще раза в сезон. Авторы могут несколько раз за карьеру переосмыслять одно произведение — но часто это происходит, во-первых, с большими перерывами, во-вторых, требует очень особых отношений с материалом.

Условно, оперный режиссер Дмитрий Черняков возвращается к «Сказанию о невидимом граде Китеже» потому, что это одна из его любимых опер, отрывки из которой он в юности мог петь на дружеской кухне. А Александр Горский с 1909 по 1920 год выпустил аж четыре в разной степени отличающихся «Лебединых озера» — потому что менялись требования сцены и его представления о современном тому времени балете. Но крайне редко кто-то в течение такого короткого времени работает с одной вещью для разных по требованиям коллективов. Поэтому Виктория Арчая, у которой в феврале 2024 вышла опера Чайковского «Снегурочка», где она участвовала как хореограф и режиссер по пластике, а в апреле того же года прошла премьера спектакля «Вертикаль» по мотивам «Снегурочки» с музыкой Василия Пешкова, — случай особенный.

В Большом вышла конвенциональная оперная постановка. Внутри нее Виктория Арчая оживляла мир берендеев работой с жестовым и мимическим рисунком для танцовщиков, певцов и драматических артистов. Петрозаводск же получил спектакль на грани между современным балетом и современным танцем, со специально созданной музыкой, доверенной командой художников — сценографом Анастасией Рязановой, создательницей костюмов Анной Смирновой, и художницей по свету Татьяной Мишиной. К тому же «Вертикаль» создана для классической балетной труппы, которая в последние годы взяла курс на актуальную хореографию, работает с постановщиками из поколения 30-летних, сотрудничает с частными институциями и держит собственный фестиваль контемпорари данс.

Едва ли эти проекты могли походить друг на друга. Они ставят разные задачи и задействуют разные умения. В первом случае — навык встроиться в общее дело и увидеть, чем можно принести ему пользу. Во втором — создать мир с нуля, придумать, как будет функционировать эта версия Берендеева царства.
Однако же, проекты делал один человек и в довольно близкие сроки. При этом «Снегурочка» в Большом и «Вертикаль» в Петрозаводске похожи разве что системой мышления и языком. Виктория Арчая придумала несходные версии одного сюжета, а в случае с «Вертикалью», работая как ключевой автор, иначе увидела акценты истории.

Спектакли отличаются буквально с первого взгляда на сцену. «Снегурочка» смотрится ожидаемо. Костюмы «под старину». Обстановка «под старину». Танцы — ближе к традиционным балетным. От Арчая — фирменные мягкие и в то же время летящие движения, устремлённость композиции вверх. Ярче всего дух автора проявился в пластической партитуре, созданной для драматических артистов и певцов. Виктория, которая часто ставит абстрактные вещи и сочиняет внутри них микроскопические театральные ситуации, миниатюрные сценки, которые легко запомнить отдельно, создала множество крошечных пластических вставок, благодаря которым довольно картонные персонажи спектакля начинают напоминать живых, чувствующих созданий. Например, для Снегурочки постановщица нашла повторяющийся жест рукой. Сперва неловкий, деревянный, сделанный почти застывшей ладонью, а в финале пластичный, тающий. Последнее «прощай» живой кистью.

«Вертикаль» начинается на пустой сцене. Лишь пространство, воздух и непривычно ледяной, студёно-голубого оттенка свет Татьяны Мишиной. Темно, холодно, бесприютно и загадочно. Выкатывается огромный белый шар. К нему присоединяется юноша и начинает сизифов путь. Шар нельзя вкатить, усилия бесплодны, но прилагаются. Этот пролог впускает в такой же сдержанный, суровый мир берендеев. Они замотаны от ветров в простые светлые худи — часть, как окажется позже, мастерски сконструированных двусторонних костюмов-трансформеров художницы Анны Смирновой. Движения берендеев строги, графичны, чуть напоминают о танцах машин и построены в основном на классической балетной лексике. Берендеи в версии Виктории Арчая — люди порядка. Дисциплинированные, чёткие. Их пластика равно сочетает элементы классики и современного танца, держится на тонкой грани между логичной характеристикой людей, которые переживают долгую, требующую экономии телесных ресурсов, зиму, и несколько пугающей, напоминающей о фанатизме, краской. Арчая будто поворачивает невидимую ручку измерительного прибора — держит её чуть дальше среднего значения в сторону максимума. Из-за этого вроде бы обыденная картина берендеевых будней становится едва уловимо, почти необъяснимо некомфортной. Чуть-чуть слишком нормально. Слишком вертикально — одна из главных характеристик балетной дисциплинированности, которую постановщица щедро использует для ансамблевых сцен берендеев.

Снегурочку постановщица увидела, в противовес, как в буквальном смысле неземное создание. Арчая, которая по возрасту явно застала «Кино в 21.00» на СТС и многократное повторение культового «Пятого элемента», цитирует вместе с художницей по костюмам Анной Смирновой образ Миллы Йовович и так быстро объясняет, какой видит заглавную героиню. Буквально свалившаяся с неба девушка, которая плохо ориентируется там, куда попала, но станет ключом к спасению этого места — сложно найти более удачную и узнаваемую отсылку, чем бессоновская Лилу. Но есть здесь и более тонкая рифма, специально для балетоманов. Футуристический костюм петрозаводской Снегурочки — лиф и тончайшая юбочка из голубо-серой ткани, соединённые крупной сеткой-леотардом, — напоминают о пачке в виде подтаявшей глыбы льда с сеткой белых трещин, которую в 2001 году для возобновления в МАМТе балета Владимира Бурмейстера «Снегурочка» создал Владимир Арефьев. Так образ одной героини сочетает коды балетные и поп-культурные, делающие повествование более доступным массовой и целевой аудитории — которая скорее знает Бессона, чем Бурмейстера.

Но самое важное в Снегурочке — не визуальное, а пластическое решение. Постановка называется «Вертикаль», что может сбивать с толку, например, любителей советского кино. Как связаны Александр Николаевич Островский, современный танец и фильм об альпинистах с Владимиром Высоцким? Однако смысл названия раскрывается именно через движенческую капсулу, которую Виктория Арчая придумала для главной героини. Снегурочка противопоставлена берендеям — потому что, буквально, физически не может держаться вертикально, читай, нормативно, когда выпадает из кокона в их упорядоченный мир. У нее обрушается вниз корпус, мякнут ноги, не держится на шее голова. Пришелица, совершающая первые шаги в берендеевом царстве, больше напоминает тряпичную куклу, которую кто-то крайне лениво закрепил на хлипком основании-позвоночнике и забыл прошить мягкую массу мышцами-корсетом. Вроде, и очертания человеческие, и какие-то движения получаются, но всё отчаянно сбоит. В движении Виктория Арчая передала важную, часто забываемую часть сюжета. Снегурочка пришла на землю из иного мира и не умела жить с людьми. То, как трагически завершилась её судьба, мучительное отчуждение, которое проскальзывает в оригинальном тексте, — результат этой инородности, буквальной непохожести на тех, с кем девушке довелось жить.

Постепенно Снегурочка в «Вертикали» обретает, собственно, вертикальное положение, учится двигаться, как берендеи, старательно, хоть и не всегда удачно, встаёт в их ровные ряды. Эта перемена красной нитью прошивает спектакль. В каком-то смысле между историей «чужая в коллективе» и любовной линией Виктория Арчая скорее склоняется к первой. Эта Снегурочка сгорает не от любви — а от того, что попыталась стать той, кем не могла быть. Одна из самых запоминающихся сцен спектакля — как она, потерпев любовную неудачу, пристраивается среди дисциплинированных берендеев и постепенно сама перестаёт нарушать строй. Но лишь почти — всё равно временами не попадает в ритм, чуть отличается.

Любовный квадрат, придуманный Островским, Арчая редуцирует — для её мысли драматические перипетии «Снегурочка VS Купава за Мизгиря» и «Снегурочка VS все девки за Леля» излишни. Кавалер у девушки один. В нём типологически больше узнаётся уверенный и доминантный купец Мизгирь. Но и поэтичность пастушка Леля ему досталась. Романтическая линия структурно выведена отдельно — в самостоятельные дуэтные сцены. Их немного, и они, будто сохранившиеся со свиданий полароиды, фиксируют состояния пары. Первое чувство и узнавание, тяга, желание помочь, идиллия, конфликт и распад отношений. Виктория чётко выстраивает иерархию власти между влюблёнными, показывает юношу тираном, который, заполучив девушку, может её и схватить за шею сзади, и подскрутить, и обездвижить. Из трогательных первых касаний, лёгких, почти невесомых, постепенно вызревают грубые захваты — часть стиля Арчая, которая умеет одним точным жестом, его силой, его характером обрисовать целую историю.

Во многом «Вертикаль» — повод поговорить, как хорошего, самобытного хореографа может огранить грамотный танцдраматург. В проекте «Снегурочка. Миф и реальность», в который вошла «Вертикаль», драматургом стала Маргарита Мойжес.
Танцевальный драматург в наших краях зверь, не подвергшийся классификации или хотя бы внятному описанию. За лейблом может быть кто угодно. От очень компетентного либреттиста, который своими усилиями сформировал спектакль, до человека, который разговаривает с хореографом, помогает разминать материал, буквально позволяет думать об себя и тем самым развивает постановку. «Вертикаль» демонстрирует драматурга-редактора, человека, который по необходимости структурирует мысль хореографа.
Те, кто впервые увидели работу Виктории Арчая именно в «Вертикали», могут счесть швейцарскую точность хода спектакля естественной. Действительно, хронометраж не должен провисать, в одной сцене желательна одна мысль, раскрытая через движение. Однако, если ходить на постановки современного танца часто, можно заметить, что даже очень интересные хореографы за придумыванием движений, обтанцовыванием мысли не всегда успевают следить за стройностью её формального изложения.

Представьте очень, очень обаятельного человека, который взахлёб рассказывает что-то классное. Иногда отвлекаясь. Иногда увлекаясь идеей настолько, что повторяет её несколько раз. Иногда поясняя то, что уже понятно. Представили? Считайте, что посмотрели часть российских танцевальных спектаклей. Часто — очень хороших.

Виктория Арчая — постановщица с запоминающейся, увлекающей, завораживающей манерой.
Первые её спектакли, которые вышли к широкой публике, например, «Триптих. Автопортрет», дуэт Виктории с Марией Егоровой, были пленительны и нестабильны разом. Часто, будет действо завораживающим или переусложнённым, зависело от того, находилась ли сама Арчая на сцене как танцовщица. Она обладает даром артистической притягательности и имеет совершенно особые отношения с гравитацией, буквально парит над сценой. Виктория-артистка часто была душой собственных спектаклей. Как только она появлялась на сцене — любая конструкция обретала смысл. Однако как только Арчая исчезала за кулисами, постановка оставалась «голой», тускнела — всё ещё оставалась интересной, но с множеством чисто технических недостатков: а почему здесь эта сцена, а зачем здесь эта связка, а что сейчас нам рассказывают.
Со времён спектаклей танцевальной компании Libertatem, которую придумала Виктория, прошло не больше пяти лет. За них Арчая прошла большой путь от нишевой независимой артистки и постановщицы до руководительницы танцевального ансамбля воронежского Камерного театра, и снова независимой, но уже гораздо более крупной хореографини, которая сотрудничает с Большим, балетом Карелии и Балетом Евгения Панфилова. Её спектакли становились всё более массовыми — от двух человек на сцене, включая саму Викторию, до крепкого ансамбля. Всё реже в них появлялась сама Арчая, уходя за кулисы и концентрируясь только на сочинении движения и работе с артистами. Очень радующий карьерный рост постановщицы привёл к точке, где ставка только на себя, на возможность артистической манкостью заретушировать любые огрехи, стала невозможной. Встал — как минимум, с точки зрения внешнего наблюдателя, вопрос: как можно преобразовать авторскую работу над спектаклем так, чтобы сохранить индивидуальную магию и добавить ей структурности, не пересушив, не убив?

Это длинное отступление — почему из «Вертикали» мы отправились подробно обсуждать творческую биографию Виктории Арчая? — подводит к одной из частых проблем российского современного танца. Многим российским хореографам, особенно из активного сейчас поколения 30−40-летних есть, что сказать, и есть, о чём танцевать. Они хорошо создают пластические рисунки, более или менее индивидуальные. Однако же среда российского современного танца очень долго предлагала им работы в полукустарных условиях: на небольших сценах, с малым числом артистов, с любым хронометражем и публикой, которая состояла в основном из дружеского круга, расположенного и просвещённого, считывающего даже зачаток мысли. Такая организация работы привела к тому, что постановщиков с идеями как таковыми у нас хватает. А вот людей с навыками формулирования и огранки своих интенций, буквально редактирования, гораздо меньше — при том, что резкий выход хореографов из условного подполья зальчиков и поп-апов на большие сцены требует именно упорядочить сочинённый материал. Сделать, как говорят журналисты, из задумки историю.
Случай Виктории Арчая, которая за очень короткое время сменила статус и начала работать с крупными труппами и над крупными проектами, и на наших глазах переизобретает себя, ищет инструменты заново расположить свой дар сочинять, на самом деле — достаточно общий. Этому в последние годы учится почти российский современный танец. Вопрос «как преобразовать хорошего автора в человека, который владеет специфическим навыком сторителлинга», буквально насущный. Ответов на него может быть множество — от «дайте людям набить руку в новых условиях» до «мы на это органически не способны». Если сосредоточиться на практической стороне, одним из ответов станет «зовите танцдраматургов».

«Вертикаль» наглядно демонстрирует, зачем специалисты, в чей функционал входит самая разнообразная помощь хореографу, от сочинения новой сюжетной канвы до возможности «подумать об» дружелюбного человека или отдать ему структурирование авторского потока мысли, нужны в постановочном процессе. Пластическая сторона постановки собрана узнаваемо. Безусловно, это продукт исключительно мысли Арчая. И в то же время «Вертикаль» выгодно отличается именно формальной выстроенностью. Тем, насколько точно отмерено время на каждый смысловой сегмент, как аккуратно придуман рассказ, как он хорош структурно, как ловко чередуются массовые и камерные подглавки. Бишь — тем, чего временами не хватало предыдущим спектаклям Арчая и что может привнести драматург.


Петрозаводская «Вертикаль» — спектакль современного танца, который попадает в категорию, что ещё должна развиться, но уже явно востребована и потихоньку обживается авторами. Постановка в городе без явной традиции контемпорари, в труппе, вокруг которой нет активного и настроенного на понимание сообщества. Произведение, которому предстоит вставать в афише между «Коппелией», «Лебединым» и «Щелкунчиком» и убеждать публику, что оно настолько же любопытно, как и привычные названия. То, что именно здесь к хорошему хореографу присоединился деликатный драматург, а спектакль получился и живым, и упорядоченным, — весомый аргумент в обсуждении, кому, зачем и в каких дозах нужны танцдраматурги. Мейнстримному современному танцу придётся быть чуть более дисциплинированным, чем его независимому собрату из зальчиков и подвалов. И, как показывает дуэт Арчая и Мойжес, выстроить сюжет мягко, не превращая спектакль в зарегулированное пространство, сохраняя всё самое интересное из вольной постановочной манеры, абсолютно реально. Точно так же, как ее Снегурочка на сцене, Виктория Арчая в Петрозаводске отстроила свою вертикаль — и стала только лучше.