К премьере «Снежной королевы» Максима Севагина цепляется несколько размышлений, косвенно помогающих думать о ней.

Мысль первая. Это минимум вторая «Снежная», которую выпустили за последние 10 лет крупные, заметные российские хореографы. И сюжет, кажется, проклят.

В 2016 году сказку поставил Слава Самодуров в Урал Балете. Спектакль доехал до Москвы как номинант «Золотой Маски». Он открыл для зрителей вне Екатеринбурга ведущую солистку театра Мики Нисигути. Ей тогда ещё предстояло вырасти из трогательного голубенького оленёночка Герды в роскошную статную приму, властительницу сцены. Несмотря на нежную Нисигути, хорошую драматургию (хореограф сам написал либретто), усилия Самодурова приспособить свой тогда вихрастый, хулиганистый извод неоклассики в инструмент для рассказа доброй истории, «Снежная» осталась, во-первых, единственной постановкой хореографа именно для семейной аудитории, во-вторых, едва ли не самым неудачным его спектаклем. Обёртка — намеренно детская, преувеличенно яркая: всю сцену заставили декорациями и бутафорией. Ирэна Белоусова придумала кислотные парики, пачки-пионы и жутковатые в смысле травмоопасности пачки-растрёпки для снежинок. С них свисали шматы газовой ткани — так, что при заковыристых прыжках и вращениях балерины могли теоретически замотаться в своих костюмах и бесславно завершить вариацию на полу. С оформлением конфликтовала сложная хореография Славы, его тогдашняя тяга разломать классический танец и собрать из него невообразимый конструктор. На танцы временами просто не хватало места. Обильно заполненный предметами мир превращался в полосу препятствий для артистов.

Опыт оказался поучительным: что бывает, если ты ультра-современный балетный хореограф, который играет в доступный театр для всех возрастов.

Мысль вторая касается самого МАМТа. Ровно год назад театр выпустил «Щелкунчика» Юрия Посохова. Постановка, даром что выглядит красиво и удалась больше многих «Щелкунов», не полюбилась ни критикам, ни зрителям. Театр получил номинально детскую постановку, которая части детей не понятна, а взрослым в ней не хватает самой сказки. Зато солисты выучили много нового и сложного: Посохов не пошел на хореографические компромиссы и наполнил «Щелкунчика» зубодробительно сложными танцами, которые требуют предела сил кордебалета и множества составов солистов. Такой спектакль трудно танцевать в новогодние каникулы, когда обстоятельства и интерес зрителей требуют не меньше одного, а лучше двух показов балетной сказки каждый день.

Ещё одно, дополнительное соображение, — в России и в Москве в частности в 2010-е годы произошёл бум детского, по-настоящему хорошего театра. Драматическая сцена обзавелась спектаклями на все возрасты, от бэби-постановок до спектаклей для подростков, на которые можно ходить семьёй и не скучать. Балет и оперу, возможно, как искусства консервативные, традиционно предназначенные для взрослой аудитории, этот ренессанс скорее обошел. Периодически сильные, без хореографических компромиссов детские балеты выпускает Кирилл Симонов в Театре Сац. Например, его «Три поросенка» в пластическом смысле устроены как «Рубины» Баланчина для самых юных — и это неожиданное и удачное, работающее на аудиторию сочетание.

Тем дело по большей части и ограничивается. В театрах чуть ли не с советских времён, когда и придумали концепт специальных детских постановок, сохраняется убеждение, что иногда на спектакли хорошо бы ходить всей семьей, подбирая репертуар под теоретические вкусы самых младших. Афишу приходится периодически пополнять соответствующими представлениями; хорошего рецепта или хотя бы ориентира пока не находится.

Длинное предисловие нужно, чтобы обозначить, в какой среде возникла «Снежная королева» Максима Севагина — и почему спектакль ждали. Балет с маркировкой «6+», авторский спектакль, либретто, которое придумал сам хореограф. Очень танцевальная по своей сути сказка Андерсена, из которой можно собрать десяток разных балетов — добрых, дерзких, переворачивающих сюжет, рассказывающих детям о глобальных философских и этических категориях. Музыка — Чайковский, наше балетное всё. Пусть и нет у него балета «Снежная королева», композицию собрал сам хореограф из Четвертой, Пятой и Шестой симфоний.

Отличная сильная труппа. Молодой, полный сил, современно мыслящий Севагин, который уже брался за полнометражные постановки — и показал в «Ромео и Джульетте», как умеет смело и небанально справиться даже с заставленным до дыр сюжетом. Художница Юлдус Бахтиозина, которая несколькими годами раньше создала с Максимом Петровым в Мариинке по-хорошему китчевый и манящий мир вечера «Байка/Мавра/Поцелуй феи», нарядила для него артисток в кокошники и сделала из этого интересный ход. Что же могло пойти не так.

Как оказалось, примерно всё. «Снежная королева» вышла и не танцевальной, и не семейной, и не нарративной, и не китчевой. Начать хотя бы с беспощадной разбивки на акты. 130 минут спектакля поделены на две половины, примерно час и полчаса. Для взрослых — обычный хронометраж. Детям — тяжело.

Впрочем, основные сложности спектакля лежат не в плоскости «как поставить качественный утренник». «Снежная королева» собрана неаккуратно, с множеством вопросов к ходам постановщиков и натяжками — и это важнее споров, каким должен быть сегодня балет именно для детей. Любой спектакль в идеале честно относится к своей публике. Ставит задачи и пробует осмыслить их — а не пускается в путешествие без карты и пункта назначения. Команда «Снежной» же, кажется, так и не решила, в какую цель бьёт, — переизобретает семейный балет, приспосабливает авторский стиль для аудитории от 6 лет до бесконечности, успевает за трендами, осмысляет сюжет. И от того, что в этом участвуют люди, которые способны ответить на все эти вопросы сразу, до этого создавшие оригинальные, сильные вещи, ещё обиднее.

Либретто «Снежной королевы» не только торопливо. Оно почти полностью исключает из поля внимания сказку Андерсена и её темы. Создается впечатление, что в театре нужен был спектакль для всей семьи, Севагин что-то помнил об Андерсене, скорее по советскому мультику, чем по книге. Быстро набросал основу — и пошёл заниматься танцами. Безусловно, нелепо и нерезультативно указывать, дескать, сделали бы балет таким и таким, а ещё — таким. Однако высокая степень приблизительности уже на уровне истории и отсутствие решения для такого сжатия материала — почему мы так скачем между эпизодами, что нас переносит между ними — делают конструкцию спектакля неустойчивой.

Герои почти не связаны друг с другом. Любая «картинка» без ущерба вынимается для пути Герды — да и есть ли он в спектакле, не совсем понятно. Тут можно вновь вспомнить прошлогоднего «Щелкунчика» Посохова. Хореограф нашел визуальный ход — огромную цветную книжку на сцене, которую буквально перелистывали персонажи, — и это оправдало скорость и дискретность действия. Мы в книге маленьких историй. Они могут быть не связаны друг с другом, мелькать, но образовывать общую канву.

Танец не помогает собрать некрепкое либретто. С одной стороны, в «Снежной» видна уже, видимо, фирменная манера Максима Севагина-хореографа усложнять хореографию. Иногда — ради финта. Солисты временами вываливаются из слишком закрученных поддержек. Они не всегда могут поймать баланс в диагональных движениях. Их просто кренит силой тяжести в противоположную задуманной сторону. Кроме того, вызывает вопросы подбор движений в конкретных местах. Обязательно ли вставлять в первое па-де-де Герды и Кая поддержки, в которых балерина обвивается колечком вокруг партнёра, или три «воздушки», где танцовщица оказывается на руках партнёра с раскрытыми кверху ногами? Перестало ли действовать старинное семиотическое правило, что высокая поддержка означает соитие? Почему в сцене, где мы встречаем Герду после похищения Кая, она взлетает в поддержке, сильно напоминающей позу макмиллановской Джульетты под балконом, — которую давно используют как мягкий эротический намёк?

При обилии отдельных сложных мест основная часть спектакля — парадоксально — слишком простая. И для полнометражного современного балета, и, тем более, для авторского почерка Севагина. Почему Герда всю партию практически только ходит на пальцах и пару раз прыгает? Почему основная — и нетанцевальная — фигура Снежной королевы это нога на пальце? Почему всесильная антагонистка пластически почти не отличается от свиты «снежинок» — в либретто обозначенных как «ледяные девы»? Почему открывающий балет ансамбль троллей больше походит на смесь зарядки и выступления труппы «Тодес» в её лучшие годы?

В таких «почему» можно пересказать практически всю пластическую часть постановки. Севагина-хореографа отчаянно мотает от его собственной манеры максимально усложнять пуантовую технику до совсем простых и невыразительных шагов в больших сценах вроде Сада волшебницы. То ли это новая инкарнация Нуреева, который видел делом своей жизни превратить все балеты в максимально виртуозные и акробатические, временами назло возможностям живых артистов. То ли это очень облегчённая версия классики, в которой ещё встают на пальцы, но танцевать на них уже не рискуют. Севагину тут отказывают и обычные средства — сложная смесь неоклассики и неоромантики, и не прирастают новые — где простота становится приёмом.

Собственное авторское лицо хореографа можно разглядеть разве что в паре мест. Нежное соло Благородного северного оленя, который внезапно, долго потоптавшись, пересекает сцену тремя поистине королевскими прыжками — и это работает и как краска к образу персонажа, и как самостоятельное средство. Последний дуэт Герды и Кая, которые вырастают, то есть переодеваются во взрослую одежду на глазах зрителей, и танцуют настоящий любовный гимн. Это па-де-де можно было бы назвать лучшим моментом спектакля — если бы оно стилистически не отличалось так разительно. Спектакль в духе «кислотная балетная вечеринка» и строгий, с оболочкой от формалиста Баланчина и наполнением от чувствительного Роббинса, финал кажутся случайно вставшими рядом. Мысль, из которой дуэт, вероятно, возник — невольное путешествие Герды и заточение Кая у Снежной королевы были инициацией, путём трансформации, после которого герои перестали быть детьми, — красивая. Однако в самом спектакле этой эволюции, ни пластически, ни концептуально, нет. Прекрасный, утончённый, интересный хореографически, очень севагинский дуэт повисает в воздухе.

Отдельно стоит говорить о костюмах. В почти полном отсутствии сценографии они становятся визуальной доминантой постановки. Театр пригласил Юлдус Бахтиозину. Опыты с небалетными художниками — не новость. Они равно заканчиваются и триумфами, и провалами, и ничем.

Случай Бахтиозиной любопытен даже не с точки зрения эстетики. Вероятно, хореограф может представлять своих ровесников — родителей условных шестилеток, людей, которые и сами чуть более открыто обсуждают и делают «странное» и «непринятое», и с какой-то вероятностью больше говорят об этом с отпрысками. Может, кто-то мечтает отвести детей и сходить самим на дерзкий балет, а не на конфетные приглаженные танцы. Стоит дать этим людям свой спектакль.

Главные вопросы, которые вызывают костюмы в «Снежной», — технические. Не для того в училищах столько ищут детей с данными, чтобы Юлдус Бахтиозина надела на все «цветы» в Саду волшебницы конструкции-бутоны на плечи так, что они визуально вбивают головы в туловища. Итого. Цветы без шей. Волшебница в круглой, обтянутой до плеч сеткой шляпе, которая закрывает обзор и тоже «режет» шею. Сероватое трико Благородного северного оленя, которое безжалостно полнит. Квизианимешные парики Герды и Кая, которые выглядят так, будто в театр заехал Алексей Франдетти и отгрузил всё, что осталось после его постановки «Дорогой мистер Смит» в Питере. То ли роковые, то ли кинковые костюмы Вороны и Ворона с кисточками на ногах — в движении артисты напоминают осыпающиеся ёлки. Наконец, тролли в накладках, которые имитируют голые ягодицы. Всё это вызывает сомнения потому, что искажает тела артистов, странно смотрится в танце или вовсе с большой вероятностью ему мешает. Привлекает ли это зрителей неординарностью — неизвестно. Но даже если да, стоит ради этого жертвовать пропорциями и эргономикой, — вопрос открытый.